Неточные совпадения
Он держался одною
рукой за окно остановившейся на углу кареты, из которой высовывались
женская голова в бархатной шляпе и две детские головки, и улыбался и манил
рукой зятя.
Губернский предводитель, в
руках которого по закону находилось столько важных общественных дел, — и опеки (те самые, от которых страдал теперь Левин), и дворянские огромные суммы, и гимназии
женская, мужская и военная, и народное образование по новому положению, и наконец земство, — губернский предводитель Снетков был человек старого дворянского склада, проживший огромное состояние, добрый человек, честный в своем роде, но совершенно не понимавший потребностей нового времени.
Вместо Ивиных за ливрейной
рукой, отворившей дверь, показались две особы
женского пола: одна — большая, в синем салопе с собольим воротником, другая — маленькая, вся закутанная в зеленую шаль, из-под которой виднелись только маленькие ножки в меховых ботинках.
Он видел сквозь растворившуюся дверь, как мелькнула быстро стройная
женская фигура с длинною роскошною косою, упадавшею на поднятую кверху
руку.
На миг остолбенев, как прекрасная статуя, смотрела она ему в очи и вдруг зарыдала, и с чудною
женскою стремительностью, на какую бывает только способна одна безрасчетно великодушная женщина, созданная на прекрасное сердечное движение, кинулась она к нему на шею, обхватив его снегоподобными, чудными
руками, и зарыдала.
Через минуту оттуда важно выступил небольшой человечек с растрепанной бородкой и серым, незначительным лицом. Он был одет в
женскую ватную кофту, на ногах, по колено, валяные сапоги, серые волосы на его голове были смазаны маслом и лежали гладко. В одной
руке он держал узенькую и длинную книгу из тех, которыми пользуются лавочники для записи долгов. Подойдя к столу, он сказал дьякону...
У дома, где жил и умер Пушкин, стоял старик из «Сказки о рыбаке и рыбке», — сивобородый старик в
женской ватной кофте, на голове у него трепаная шапка, он держал в
руке обломок кирпича.
— А я, видишь ли, вице-председательница «Общества помощи девицам-сиротам», — школа у нас, ничего, удачная школа, обучаем изящным рукоделиям, замуж выдаем девиц, оберегаем от соблазнов. В тюремном комитете членствую,
женский корпус весь в моих
руках. — Приподняв густые брови, она снова и уже острее усмехнулась.
Из переулка шумно вывалилось десятка два возбужденных и нетрезвых людей. Передовой, здоровый краснорожий парень в шапке с наушниками, в распахнутой лисьей шубе, надетой на рубаху без пояса, встал перед гробом, широко расставив ноги в длинных, выше колен, валенках, взмахнул
руками так, что рубаха вздернулась, обнажив сильно выпуклый, масляно блестящий живот, и закричал визгливым,
женским голосом...
На берегу тихой Поруссы сидел широкобородый запасной в солдатской фуражке, голубоглазый красавец; одной
рукой он обнимал большую, простоволосую бабу с румяным лицом и безумно вытаращенными глазами, в другой держал пестрый ее платок, бутылку водки и — такой мощный, рослый — говорил
женским голосом, пронзительно...
Из-под левой
руки его вынырнул тощий человечек в
женской ватной кофте, в опорках на босую ногу и, прискакивая, проорал хрипло...
— Бердников, Захарий Петров, — сказал он высоким, почти
женским голосом. Пухлая, очень теплая
рука, сильно сжав
руку Самгина, дернула ее книзу, затем Бердников, приподняв полы сюртука, основательно уселся в кресло, вынул платок и крепко вытер большое, рыхлое лицо свое как бы нарочно для того, чтоб оно стало виднее.
Таким образом опять все заглохло бы в комнатах Обломова, если б не Анисья: она уже причислила себя к дому Обломова, бессознательно разделила неразрываемую связь своего мужа с жизнью, домом и особой Ильи Ильича, и ее
женский глаз и заботливая
рука бодрствовали в запущенных покоях.
Вдохновляясь вашей лучшей красотой, вашей неодолимой силой —
женской любовью, — я слабой
рукой писал женщину, с надеждой, что вы узнаете в ней хоть бледное отражение — не одних ваших взглядов, улыбок, красоты форм, грации, но и вашей души, ума, сердца — всей прелести ваших лучших сил!
Женская фигура, с лицом Софьи, рисовалась ему белой, холодной статуей, где-то в пустыне, под ясным, будто лунным небом, но без луны; в свете, но не солнечном, среди сухих нагих скал, с мертвыми деревьями, с нетекущими водами, с странным молчанием. Она, обратив каменное лицо к небу, положив
руки на колени, полуоткрыв уста, кажется, жаждала пробуждения.
Она вздрогнула, потом вдруг вынула из кармана ключ, которым заперла дверь, и бросила ему в ноги. После этого
руки у ней упали неподвижно, она взглянула на Райского мутно, сильно оттолкнула его, повела глазами вокруг себя, схватила себя обеими
руками за голову — и испустила крик, так что Райский испугался и не рад был, что вздумал будить
женское заснувшее чувство.
Бабушка поглядела в окно и покачала головой. На дворе куры, петухи, утки с криком бросились в стороны, собаки с лаем поскакали за бегущими, из людских выглянули головы лакеев, женщин и кучеров, в саду цветы и кусты зашевелились, точно живые, и не на одной гряде или клумбе остался след вдавленного каблука или маленькой
женской ноги, два-три горшка с цветами опрокинулись, вершины тоненьких дерев, за которые хваталась
рука, закачались, и птицы все до одной от испуга улетели в рощу.
В это время прошел кондуктор с свистком в
руке; послышался последний звонок, свисток, и среди провожавших на платформе и в
женском вагоне послышался плач и причитанья.
Привалов почувствовал, как к нему безмолвно прильнуло красивое
женское лицо и теплые пахучие
руки обняли его шею.
Голос Марьи Степановны раздавался в моленной с теми особенными интонациями, как читают только раскольники: она читала немного в нос, растягивая слова и произносила «й» как «и». Оглянувшись назад, Привалов заметил в левом углу, сейчас за старухами, знакомую высокую
женскую фигуру в большом платке, с сложенными по-раскольничьи на груди
руками. Это была Надежда Васильевна.
— Очень и очень приятно, — немного хриплым голосом проговорил Иван Яковлич, нерешительно пожимая
руку Привалова своей длинной,
женского склада
рукой. — Весь город говорит о вашем приезде, — прибавил Иван Яковлич, продолжая пожимать
руку Привалова. — Очень и очень приятно…
В шалаше, из которого вышла старуха, за перегородкою раненый Дубровский лежал на походной кровати. Перед ним на столике лежали его пистолеты, а сабля висела в головах. Землянка устлана и обвешана была богатыми коврами, в углу находился
женский серебряный туалет и трюмо. Дубровский держал в
руке открытую книгу, но глаза его были закрыты. И старушка, поглядывающая на него из-за перегородки, не могла знать, заснул ли он, или только задумался.
Она побежала к дому. Я побежал вслед за нею — и несколько мгновений спустя мы кружились в тесной комнате, под сладкие звуки Ланнера. Ася вальсировала прекрасно, с увлечением. Что-то мягкое,
женское проступило вдруг сквозь ее девически-строгий облик. Долго потом
рука моя чувствовала прикосновение ее нежного стана, долго слышалось мне ее ускоренное, близкое дыханье, долго мерещились мне темные, неподвижные, почти закрытые глаза на бледном, но оживленном лице, резво обвеянном кудрями.
Пока я говорил, Ася все больше и больше наклонялась вперед — и вдруг упала на колени, уронила голову на
руки и зарыдала. Я подбежал к ней, пытался поднять ее, но она мне не давалась. Я не выношу
женских слез: при виде их я теряюсь тотчас.
Когда я возвратился, в маленьком доме царила мертвая тишина, покойник, по русскому обычаю, лежал на столе в зале, поодаль сидел живописец Рабус, его приятель, и карандашом, сквозь слезы снимал его портрет; возле покойника молча, сложа
руки, с выражением бесконечной грусти, стояла высокая
женская фигура; ни один артист не сумел бы изваять такую благородную и глубокую «Скорбь».
Тут черт, подъехавши мелким бесом, подхватил ее под
руку и пустился нашептывать на ухо то самое, что обыкновенно нашептывают всему
женскому роду.
Когда ему иной раз ставили на кафедре чернильницу в виде
женского башмачка, он делал гримасу отвращения и, отвернув лицо, обеими
руками как бы отстранял от себя искушение.
Харитина тихо вскрикнула и закрыла лицо
руками. Галактион вздрогнул именно от этого слабого
женского крика и сделал движение выйти, а потом повернулся и сказал...
Когда Полуянов выходил из каюты, он видел, как Галактион шел по палубе, а Харитина о чем-то умоляла его и крепко держала за
руку. Потом Галактион рванулся от нее и бросился в воду. Отчаянный
женский крик покрыл все.
Доктор продолжал сидеть в столовой, пил мадеру рюмку за рюмкой и совсем забыл, что ему здесь больше нечего делать и что пора уходить домой. Его удивляло, что столовая делалась то меньше, то больше, что буфет делал напрасные попытки твердо стоять на месте, что потолок то уходил кверху, то спускался к самой его голове. Он очнулся, только когда к нему на плечо легла чья-то тяжелая
рука и сердитый
женский голос проговорил...
У попа было благообразное Христово лицо, ласковые,
женские глаза и маленькие
руки, тоже какие-то ласковые ко всему, что попадало в них. Каждую вещь — книгу, линейку, ручку пера — он брал удивительно хорошо, точно вещь была живая, хрупкая, поп очень любил ее и боялся повредить ей неосторожным прикосновением. С ребятишками он был не так ласков, но они все-таки любили его.
Ибо грубым и неученым людям и
женскому полу, в
руки которых попадутся книги священные, кто покажет истинный смысл?
Он начал ходить взад и вперед, беспрестанно отталкивая ногами и
руками попадавшиеся ему детские игрушки, книжки, разные
женские принадлежности; он позвал Жюстину и велел ей убрать весь этот «хлам».
— Ты, Домна, помогай Татьяне-то Ивановне, — наговаривал ей солдат тоже при Макаре. — Ты вот и в чужих людях жила, а свой
женский вид не потеряла. Ну, там по хозяйству подсобляй, за ребятишками пригляди и всякое прочее:
рука руку моет… Тебе-то в охотку будет поработать, а Татьяна Ивановна, глядишь, и переведет дух. Ты уж старайся, потому как в нашем дому работы Татьяны Ивановны и не усчитаешь… Так ведь я говорю, Макар?
Много было хлопот «святой душе» с
женскою слабостью, но стоило Таисье заговорить своим ласковым полушепотом, как сейчас же все как
рукой снимало.
Пармен Семенович встречал гостей в передней, жал им
руки, приветливо кланялся и разводил, кого в зал и в гостиную, где был собран
женский пол и несколько мужчин помоложе, а кого прямо на лестницу, в собственные покои Пармена Семеновича с его холостым сыном.
Подписи не было, но тотчас же под последнею строкою начиналась приписка бойкою мужскою
рукою: «Так как вследствие особенностей
женского организма каждая женщина имеет право иногда быть пошлою и надоедливою, то я смотрю на ваше письмо как на проявление патологического состояния вашего организма и не придаю ему никакого значения; но если вы и через несколько дней будете рассуждать точно так же, то придется думать, что у вас есть та двойственность в принципах, встречая которую в человеке от него нужно удаляться.
Заслышав по зале легкий шорох
женского платья, Бахарев быстро повернулся на стуле и, не выпуская из
руки стакана, другою
рукою погрозил подходившей к нему Лизе.
Дружбе венок бескорыстный
Женскою, слабой
рукою...
Евгений Константиныч пригласил Лушу на первую кадриль и, поставив стул, поместился около голубого диванчика. Сотни любопытных глаз следили за этой маленькой сценой, и в сотне
женских сердец закипала та зависть, которая не знает пощады. Мимо прошла m-me Майзель под
руку с Летучим, потом величественно проплыла m-me Дымцевич в своем варшавском платье. Дамы окидывали Лушу полупрезрительным взглядом и отпускали относительно Раисы Павловны те специальные фразы, которые жалят, как укол отравленной стрелы.
— А ему что! Он в эвто дело и входить не хочет! Это, говорит, дело
женское; я ей всех баб и девок препоручил; с меня, мол, и того будет, что и об мужиков все
руки обшаркал… право! така затейная немчура…
Его сиятельство, откровенно сказать, был вообще простоват, а в
женских делах и ровно ничего не понимал. Однако он притворился, будто об чем-то думает, причем физиономия его приняла совершенно свиное выражение, а
руки как-то нескладно болтались по воздуху.
— Да, почти, — отвечал Белавин, — но дело в том, — продолжал он, — что эмансипация прав
женских потому выдвинула этот вопрос на такой видный план, что по большей части мы обыкновенно, как Пилаты, умываем
руки, уж бывши много виноватыми.
Толпы солдат несли на носилках и вели под
руки раненых. На улице было совершенно темно; только редко, редко где светились окна в гошпитале или у засидевшихся офицеров. С бастионов доносился тот же грохот орудий и ружейной перепалки, и те же огни вспыхивали на черном небе. Изредка слышался топот лошади проскакавшего ординарца, стон раненого, шаги и говор носильщиков или
женский говор испуганных жителей, вышедших на крылечко посмотреть на канонаду.
— Полезь-ка, так узнает! Разве нет в дворне
женского пола, кроме меня? С Прошкой свяжусь! вишь, что выдумал! Подле него и сидеть-то тошно — свинья свиньей! Он, того и гляди, норовит ударить человека или сожрать что-нибудь барское из-под
рук — и не увидишь.
Юлия, видя, что он молчит, взяла его за
руку и поглядела ему в глаза. Он медленно отвернулся и тихо высвободил свою
руку. Он не только не чувствовал влечения к ней, но от прикосновения ее по телу его пробежала холодная и неприятная дрожь. Она удвоила ласки. Он не отвечал на них и сделался еще холоднее, угрюмее. Она вдруг оторвала от него свою
руку и вспыхнула. В ней проснулись
женская гордость, оскорбленное самолюбие, стыд. Она выпрямила голову, стан, покраснела от досады.
Эту кроткую, сладкую жалость он очень часто испытывал, когда его чувств касается что-нибудь истинно прекрасное: вид яркой звезды, дрожащей и переливающейся в ночном небе, запахи резеды, ландыша и фиалки, музыка Шопена, созерцание скромной, как бы не сознающей самое себя
женской красоты, ощущение в своей
руке детской, копошащейся и такой хрупкой ручонки.
Невдалеке от нее сидела такожде особа
женского пола, маленькая, черномазенькая — особа, должно быть, пребеспокойного характера, потому что хоть и держала в своих костлявых
руках работу, но беспрестанно повертывалась и прислушивалась к каждому, кто говорил, имея при этом такое выражение, которым как бы заявляла: «Ну-ко, ну, говори!..
— Ежели протекцию имеете — ничего. С протекцией, я вам доложу, в 1836 году, один молодой человек в
женскую купальню вплыл — и тут сошло с
рук! Только извиняться на другой день к дамам ездил.
— Зато по
женской части — малина! Не успеешь, бывало! мигнуть ординарцу: как бы, братец, баядерочку промыслить — глядь, а уж она, бестия, тут как тут! Тело смуглое, точно постным маслом вымазанное, груди — как голенища, а в
руках — бубен!"Эй, жги, говори!" — ни дать ни взять как в Москве, в Грузинах.